Я люблю организовывать и проводить социологические исследования, особенно качественные – типа глубинных интервью или фокус-групп. Это в немалой степени интересно потому, что людям можно задать такой вопрос, о котором они никогда раньше не задумывались. Вот ты задал вопрос – и человек сразу буквально “зависает”. Ты практически слышишь, как его шестеренки начинают пробовать крутиться по-новому, сразу с трудом, потом – быстрее. Человек начинает говорить, рассуждать и приходит к ответу, зачастую неожиданному для себя самого. Не всегда к очевидному, не всегда к приятному, но приходит. И часто потом говорит: “Спасибо, интересно! Никогда раньше об этом не задумывался!”

Есть еще один, даже, наверное, более ценный вариант “ошеломления” – это когда ты задаешь респонденту вопрос и сам теоретически предполагаешь, какие варианты ответов могут быть. Но вдруг получаешь ответы, которые не укладываются в твои предположения и разрывают шаблоны, сложившиеся на базе научных книг и статей, результатов других исследований или своего собственного опыта. И тогда ты сам искренне благодаришь респондентов. Именно ради этого проводятся глубинные интервью и фокус-группы – чтобы разрывать шаблоны мышления и понимать, как люди думают на самом деле.

В этом году с командой я сделал несколько исследований, которые были посвящены изучению беларусской диаспоры. Часть отчетов уже опубликованы (раз, два, три). По другим исследованиям отчеты еще пишутся, по третьим информация только собирается. И в процессе их проведения у меня случилось, наверное, рекордное количество “ошеломлений”. Причем как “личных”, так и со стороны респондентов.

Пожалуй, первой следует отметить проблематизацию персонального (не)отнесения себя к диаспоре. Здесь имеется в виду то, что для существенной части респондентов, длительное время находящихся за границей, беларусов по национальности и граждан Беларуси по паспорту, принадлежность к беларусской диаспоре не включается автоматически.

Или иначе – многие беларусы, находясь за границей уже годами, зачастую дистанцируются от диаспоры, даже терминологически не признавая себя ее частью.

С одной стороны, здесь играет роль то, что много у кого из нас была не сознательная, подготовленная эмиграция, а эвакуация и бегство от режима. Многие выезжали “на пару месяцев”, и они до сих пор не в эмиграции, а в “длительной командировке”. Ситуацию усугубляет объявление диаспоральных сообществ экстремистскими и репрессии против родственников диаспоральных активистов. С другой стороны – мы сами себе завышаем планку “участия”. Мало быть беларусами за границей, мало состоять в беларусских сетевых сообществах или быть подписанными на диаспоральные ТГ-каналы, мало посещать беларусские выставки и концерты…

Мне кажется, что это одно из проявлений того феномена, который в экспертных рассуждениях фиксируется как беларусский максимализм – если что-то делать, то выкладываться на 100% и делать почти идеально, или вообще не браться. Это ровно как с переходом на беларусский язык в общении: “Не могу говорить идеально, потому вообще и начинать не буду”.

Второе “ошеломление” – критерии оценки “качества” или силы нашей диаспоры. Здесь также работает максимализм, который ставит крайне высокую планку оценки.

В результате рождаются нарекания относительно того, что диаспора, дескать, не монолитная – дескать, мы недостаточно хорошо организованы и слабо коммуницируем. И вообще – вон как дружно и мощно выступили в 2020, а сейчас что?

А сейчас мы или не видим, или феноменально недооцениваем то, что имеем. Те, кто хотя бы немного знаком с нашими диаспорами, по крайней мере, украинцы и россияне в Польше, высказывают восхищение уровнем нашей диаспоральной сплоченности и самоорганизации, профессионализмом в решении любых вопросов и готовностью поддержать друг друга – как на уровне личностном, так и на уровне сообществ или малого бизнеса. Да, всегда есть куда расти и развиваться, и над этим надо работать. Но при этом не нужно обесценивать достигнутое, нужно уважать, ценить и гордиться тем, чего мы смогли добиться в текущих условиях.

Третий момент – может быть, и не самый удивительный, но не менее важный.

Беларусская диаспора не теплая, а достаточно прохладная по отношению к другим мигрантским объединениям, что к российским, что к украинским.

Да, мы помогаем украинским беженцам и поддерживаем Украину в войне с Россией. Да, мы понимаем, что уехавшие в 2022 году россияне – скорее наши стратегические союзники, нежели политические оппоненты. Но “целоваться в десны” ни с теми, ни с другими мы не хотим и не будем.

Как сказала в интервью одна украинка, беларусы не сильно кого-то зовут на свои мероприятия, хотя “двери у них всегда открыты”. Объяснение этому дала беларуска в другом интервью: “Белорусская диаспора достаточно сильная, мы всегда предпочитаем своих, нежели других”.

Да, несмотря на все перипетии, беларусская диаспора – сильная диаспора. Давайте помнить это, гордиться этим и действовать с опорой на этот факт.

Заглавное фото: беларусские беженцы в Германии, конец 1940-х или 1950-е годы, dbg-online.org