С августа 2020-го для многих молодых беларусов вопрос “когда собирать чемоданы?” повис в воздухе. Достигла ли апогея проблема утечки мозгов после августа 2020-го? На запросы эксперты отвечают одинаково: “К сожалению, исследования не проводились”. Миграционное движение если и отслеживается, то с опозданиями, а точные цифры вряд ли кто-то знает. 

В конце октября 2020-го стало известно, что за несколько месяцев осени 2020-го более 13 000 беларусов эмигрировало в Польшу, Украину, Литву и Латвию. Уже тогда сравнение с официальной статистикой Белстата очертило масштаб миграционной волны: в 2019-ом в Украину эмигрировало 1 890 человек, в Польшу чуть меньше – 1 751, в Литву – 435, и 131 человек выбрали Латвию. 

13 000 за два месяца и 4 297 за год только по официальным данным. Отток умов в цифрах ‒ лишь вершина айсберга. Если копнуть глубже, мы упремся в каждую отдельную личность со своим бэкграундом, отношением к родине, стремлениями, травмами. 

Думать о том, как сохранить связь беларусов с домом и в перспективе возвращать молодежь, стоит уже сейчас. Как? По крайней мере, анализируя, что в голове каждого из нас. Какие чувства и ориентиры сопровождают, эмоции и решения превалируют. 

Центр новых идей рассказывает истории инструкторки по скалолазанию, дизайнерки и программистки, перед которыми встал выбор ‒ уехать или остаться. Им по 25, у каждой есть опыт учебы за границей, но последние годы они прожили в Минске. Их объединяет желание перемен для Беларуси. Только прогнозы о близости позитивных изменений диаметрально разнятся. 

Они не бегут от прямого преследования, у них есть право выбора. Попробуем на примере трех честных мнений лучше понять психологию беларуских миллениалов и ответить на вопрос: стали ли репрессии триггером для решения уехать/остаться. И чем в целом для них (может быть, вас и всех нас) стал Протест-2020. Настоящие имена мы заменили по просьбам.

“В процессе жизни в Вильнюсе, Германии, я ощущала, что, хочу вернуться. Мое место – дома”

“Первые ночи во мне еще играл ребенок. Я не представляла, что может прилететь граната, людей начнут бить или сажать”, – рассказывает Женя, инструкторка по скалолазанию, переводчица. 9-го августа Женя целенаправленно приехала в Минск из родного Гомеля. После нескольких ночных протестов она присоединилась к цепям солидарности, работала в колл-центре помощи пострадавшим. 

“Отношение к Протестам 2020-го? Это был лучший год в моей осознанной жизни в Беларуси!” – в ответ на мой вопрос загораются глаза Карины, дизайнерки. “Я уезжала в Литву с мыслью, что круто учиться за границей, может, там и останусь. В процессе жизни в Вильнюсе, Германии, я ощущала, что хочу вернуться. Я понимаю наших людей лучше, знаю, что у них болит. Я чувствовала, что должна найти себя здесь”. 

“То, что происходило в августе, воспринималось как война, были опасения, что в любой момент нам могут прислать военную “помощь”, – вспоминает Таня, менеджерка по туризму, решившая стать программистом. Таня не вовлеклась в уличные протесты: “Мое участие было, скорее, информационным. Поездка в Киев на месяц помогла немного остыть. Еще были порывы выходить, но постепенно они стали угасать…”

“Мы кричали на каждый плакат”

Зерном, из которого вырос активизм Карины, стали протесты против тунеядства и массовые задержания на День Воли в 2017-ом. “С дизайнерской точки зрения расскажу: приезжаю в Минск, столицу, и вижу плакаты социальной рекламы. В стране развивается дизайн, IT. Почему они настолько давящие?! Мы ходили с сестрой и кричали на каждый плакат: “Как так можно? Что ты мне рассказываешь?”

“Помню, смотрела на задержания в 2017-ом: да, я офигела, когда дедушку задерживали, но я не перенесла это лично. Я никогда не была большой националисткой. Я была маленькая, не понимала, что значит, когда государство вот так закрывает всем рты, как это может лично на мое будущее повлиять”, – вспоминает Женя. 

“Когда узнала о смерти Романа Бондаренко, я начала истерически думать, куда бы уехать”

Женя всегда была не против уехать: училась в Америке, работала в Китае. В августе репрессии стали триггером для нее. Из-за того, что в детстве в семье было много насилия, девушка стала попадать в свои личные травмы.

“Пару раз, когда, например, закрывали границы или происходили какие-то сильные насильственные действия, яркие новости, я впадала или в ступор, или в страх. У меня руки тряслись, когда объявили, что границы закроют. А когда узнала о смерти Романа Бондаренко, я начала истерически думать, куда бы уехать”.

Уехать – значит сдаться

“Друг звал нас с парнем уехать, ведь можно работать на беларускую компанию где угодно. Если бы меня спросили год назад, я бы поехала 100%. Сейчас на уровне подсознания для меня уехать – значит сдаться”. Карину останавливает привязанность к близким, быту. Говорит, что пока не ставила вопрос о переезде серьезно.

“Украина – самый простой вариант, плюс там маленькие налоги”, ‒ Таня не хочет пока обосновываться в Беларуси, говорит, что интересно пожить в разных местах. “За кого бы я голосовала, если бы все политзаключенные были допущены к участию в выборах? Сейчас ответ не очевиден. Я не уверена, что те, кто был среди кандидатов, могут привести страну к результату, за который был протест”.

Чувствуешь, что тебя крышкой накрывает, что бы ты ни сказал, ни придумал, никому это не нужно…

Приняв решение уезжать в Польшу “с концами”, Женя далеко не заглядывает. Приоритет ‒ достичь финансовой стабильности. На будущее Беларуси смотрит умеренно-оптимистично.

“Всё должно наладиться, вопрос ‒ когда. Обычно так происходит после полного дна: может, что-то ужасное произойдет. Хочу надеяться на Беларусь, которая возрождается из руин, где много места молодым и инициативным. У нас много таких. Те, кто уехал, ‒ такие”. 

Женя ждет свободы самовыражения: “Почему люди бегут? Финансовый вопрос и ситуация, когда чувствуешь, что тебя крышкой накрывает, что бы ты ни сказал, ни придумал, никому это не нужно”.

“Если бы мне кто-то сказал в июне, что я буду сидеть в тюрьме, покрутила бы пальцем у виска”

“Мне кажется каждый внутри сломал шаблоны. Если бы мне кто-то сказал в июне, что я буду сидеть в тюрьме, я бы покрутила пальцем у виска”. 

Готова ли Карина отсидеть ещё раз? Сейчас не видит смысла. Жалеет ли? Нет:

Одно из самых ярких событий в жизни, когда ты видишь изменения в обществе и понимаешь, что не можешь не быть вовлечен

Карину задержали, когда она шла по пустой улице в сторону Дворца Независимости с бело-красно-белыми цветами. Чтобы ее отпустили, нужно было их бросить на асфальт на камеру. Она вспоминает, как ехала одна в бусике полном ОМОНа: “Сижу с цветами, они мне тычут в нос камерой, и у них по рации:

“Внимание-внимание, с правой стороны дороги девочка с цветами. Что будем делать? Предупредите, если не поймет, забираем. Едет человек на самокате, что делаем? Сюрреализм”

Карина вспоминает, как оказалась в камере с журналистками “Белсата” Екатериной Андреевой и Дарьей Чульцовой, как ночью спасали Дашу во время приступа панической атаки, как девушки делились планами успеть выехать в Украину… Подумав, добавляет: “У меня воспоминания захватывающие. Послушать тех, кто сидел 9-11 августа, ты далеко не такие истории услышишь. Мне просто повезло, и я эту часть своего опыта доношу”.

Мы несколько часов говорили о людях, с которыми Карина сидела, криках “Жыве Беларусь!” после ритуального официального гимна с утра, вазочках из хлеба, которыми украшали камеры, о страхе встречаться с однокамерницами из-за чувства вины, что сейчас она не вовлечена в Протест.

На момент записи интервью все героини жили в Минске. Сейчас одна из них уже строит жизнь в Польше.

Очевидно, Протест стал пространством для созревания и трансформации молодежи, ранее практически не вовлеченной в общественно-политическую жизнь страны. С другой стороны, травматичность опыта людей, впервые вкусивших дух свободы у себя дома, проявляется во внутренних метаниях, заставляет делать сложный выбор и расставлять приоритеты. На первом месте, как ни крути, – личное счастье и безопасность.

Фото: Павел Кричко;
DW;
Радыё Свабода;
Belsat