Неделя только началась, а знаковых событий — и по периметру Беларуси, и внутри страны — уже более чем достаточно. Несмотря на это я хотел бы вернуться на прошлый разворот планировщика и обратить внимание на одну из фраз, которую Лукашенко озвучил время конференции с иностранными журналистами.

Я имею в виду уже ставшую мемом фразу «Перевернуть страницу» 2020 года, которую Лукашенко озвучил в очередной раз. Первый раз это предложение он сделал российской пропагандистке Симоньян в ответ на вопрос об избиениях и пытках журналистов Russia Today. В новогоднем обращении 2021 года перевернуть станицу предлагалось уже всем беларусам. Чуть позже в ежегодном послании к беларусскому народу и парламенту такие слова были направлены коллективному Западу. Сейчас этот призыв был адресован беларусам зарубежья, тем «…которые сбежали, совершив здесь правонарушения: «Давайте перевернем страницу, приходите, будем разбираться!». Но, видимо, беларусы — не Симоньян и страница как-то не переворачивается.

Даже больше — страница не переворачивается не только для беларусов. Образно выражаясь, ее не может перевернуть и сам Лукашенко, равно как и его приближенные, чиновники и силовики. Да, если в обществе случается коллективная травма, то ее негативные последствия проживают не только те, против кого было направлено насилие, но и те, кто его осуществлял. Суть травмы «той стороны» складывается как минимум из двух составляющих:

• во-первых, в разрушении того, что классики называют онтологической безопасностью — предсказуемость повседневности и связанное с ней чувство безопасности (ну или то, что в риторике власти называется «стабильностью»),
• во-вторых, в деформации собственной идентичности — в разрушении своего образа как «всенародно избранного Президента», «стража законности», «защитника правопорядка», «блюстителя интересов страны» и т.д.

Их действия (особенно это видно на примере Лукашенко) чудесным образом укладываются в  модели травматичного поведения, характерные для группы преступников. Для пример можно взять статью Гилада Хиршбергера «Коллективная травма и социальное конструирование смысла», в которой выделяется несколько возможных поведенческих стратегий такого типа.

Первая – отрицание события как такового.

Это крайняя форма психологической и информационной самозащиты, тотальное отрицание произошедшего. В нашем случае, когда события 2020 года проживала фактически вся страна, когда все было доступно в онлайн-формате и легко может быть реархивировано, такое отрицание практически не возможно. Но это не мешает ни Лукашенко, ни пропагандистам талдычить, что все равно ничего не было, протестующих набирали из массовки, синяки просто краской нарисовали, и вообще там только проститутки с наркоманами были, которые внимания никакого не достойны. И да – политзаключенных у нас тоже нет, потому что нет такой статьи в Уголовном кодексе.

Вторая стратегия – переписывание истории.

Это более комплексный подход к вопросу. В него укладывается и радикальное уменьшение количества как протестующих, так и эмигрировавших (по последним данным, «никаких там миллионов нет. Кто-то называет две тысячи, кто — до четырех тысяч»). И перекладывание ответственности за насилие на самих протестующих (дескать, сами спровоцировали, «силовикам позвоночники ломали»), и отказ им в субъектности (наших «овец» задурили-обманули-заманили проклятые польские-литовские-чехословацкие «кукловоды»). И предпринятая в прошлом году попытка сместить фокус общественного внимания на другие события, например, на геноцид беларусского народа в период Второй мировой войны (по Вамику Волкану это называется «конструировать избранную травму»).

Третья стратегия — это как раз и есть «переворачивания страницы» (Хиршбергер называет это «закрытие двери в историю»).

Считается, что «закрытие двери» (то есть признание того, что было, но отказ от обсуждения этого) действительно может принести пользу, но это работает только в том случае, если такая стратегия является частью честного и обоюдного процесса общественного примирения. Если же оно исходит только с «преступной» стороны то, процитирую, «это может отражать усталость от бремени вины и может быть связано с враждебностью по отношению к группе жертв». Что мы, собственно, сейчас и наблюдаем: примиренческая риторика абсолютно голая и манипулятивная, при этом она ведется на фоне ни на минуту непрекращающихся репрессий против всех несогласных с «линией партии».

Есть и четвертая стратегия – признание вины и принятие ответственности за произошедшее.

Вот здесь чего нет, того нет: ни вины, ни ответственности, ни начатых дел по расследованию преступлений силовиков в 2020 году. Зато есть проекция и перенос — призывы покаяться-раскаяться в адрес протестовавших. Это когда то, что должен был бы сделать сам, но не можешь (и больно, и стыдно, и страшно). Потому хочется, чтоб другая сторона на это пошла, взяла вину на себя. Ах, как бы некоторым хотелось, чтоб «змагары» приползли на коленях и молили о возможности стать еще большими ябатьками, чем сами ябатьки… На сколько бы стало проще некоторым жить в мире «перевернутой страниц»…

Но нет. В этой книге страницы написаны слишком дорогой ценой. И они пишутся до сих пор.

P.S. Анализировать текущие события можно сквозь призму различных теорий, и каждая из них будет эвристичной, каждая даст свои результаты. Но теории коллективной травмы (trauma studies), как мне представляется, наилучшим образом описывают динамику того, что происходит в беларусском обществе. Потому что когда мы говорим про травму, то это не про то, что нужно кого-то жалеть или порицать, а про то, какие смыслы в настоящем мы видим, и про то, через что нам придется пройти в будущем. 

Фото: Павел Кричко