В одной из прошлых статей мы рассматривали, как строится система контроля за повседневной жизнью беларусов. Сегодня в фокусе внимания режимный контроль над другими уровнями социальной жизни –– grassroots-сообщества и структуры гражданского сектора, государственные и частные организации, социальные институты.

Для начала необходимый контекст: после событий 2020 года весь третий сектор, то есть любые НКО/НГО, был признаны потенциальными врагами режима, в 2021 году началось их планомерное и систематическое уничтожение. Причем когда говорится“любые” НКО/НГО, то это значит, что именно абсолютно любые и совершенно все: от профсоюзов до детских хосписов, от правозащитников до авиаторов. В итоге за чуть более чем три года было ликвидировано почти 1500 различных объединений, фондов, организаций. 

Однако полностью гражданское общество, вопреки угрозам покойного Макея, в короткой исторической перспективе уничтожить не возможно. Как минимум потому, что это не только институции, но еще и просто люди, которые хотят и могут сообща решать свои насущные проблемы. Люди, которых объединяют разные хобби, увлечения, интересы да и просто желание жить в благоустроенном подъезде и чистом дворе  Это обычная совместная деятельность на так называемом грас-рут уровне. И далеко не всегда она предполагает активную гражданскую и/или политическую позицию.

Поэтому власть стала “есть слона кусками”, разделив третий сектор условно на “чужих”, “нейтральных” и “своих”. Чужие подлежали зачистке, нейтральные –– контролю, свои–– упорядочению.

Зачистка “чужих” “НПО, НКО, бандитов и иностранных агентов” тоже шла в несколько этапов. Сачала были разгромлены очевидные враги режима –– независимые медиа и правозащитные организации. Потом, вероятно, взялись за наиболее заметные организации, либо за тех, у кого руководителями были были гражданские активисты (например, кейсы “Радославы” или “Птушак Беларуси”). Далее конвейер “зачистки” пошел уже, что называется, по целым направлениям и сферам: просветительские организации, благотворительные, этнические, экологические, исследовательские и все прочие.

Для закрепления ситуации в Уголовный кодекс вернули статью 193, которая вводит уголовную ответственность за участие в ликвидированных и незарегистрированных организациях, а Совет Министров принял постановление №575 “О мерах противодействия экстремизму…”. Для негосударственных организаций эти документы не просто существенно ограничили пространство для деятельности, но и фактически наложили запрет на коммуникацию с людьми в стране.

С условно нейтральными было проще (хотя они и нейтральны только условно, ибо любая несанкционированныя “сверху” самоорганизация потенциально опасна). С ними можно было разбираться спокойно, без аврального режима. Тем более, что наиболее активные из них и так попадали под действие “экстремистского” законодательства, разработанного против организаций первого блока.

Потому с “условно нейтральными” власти действуют несколькими вполне традиционными способами.

Первый путь, самый кондовый –– через назначение в руководство организации (общества, фонда, товарищества и т.д.) своих, проверенных кадров обычно с военным или “силовым” прошлым. Опыт “Беларусского красного креста” показывает, что в таком случае организация постепенно из НГО достаточно просто и быстро переходит в статус ГОНГО, то есть полностью подчиняется государству. А деятельность бывшего министра МВД Игоря Шуневича на посту руководителя “Белорусского общества охотников и рыболовов” демонстрирует, что можно не только переводить НГО в статус ГОНГО, но и милитаризировать его, пытаться превратить в вооруженный резерв государственного режима.

Если же юридическая беза мешает назначению руководителя “сверху”, то она просто меняется. Как, например, в случае с “Беларусским республиканским обществом спасания на водах” (ОСВОД), которое было реструктурировано с тем, чтобы его руководителя согласовывал Александром Лукашенко.

Второй путь –– добровольно-принудительное объединение каких-нибудь вольных стрелков под эгидой очередного прогосударственного союза или объединения (см., например, кейс со страйкболистами), либо подчинение существующих объединений какой-либо государственной структуре (такие предложения делались мотоклубам и тем же страйк-клубам).

Третий путь –– постепенное изменение законодательной базы в сторону уничтожения как только потенциальных, так и уже имеющихся возможностей для любой самоорганизации на любом уровне. В этих целях, например, реформируются нормативно-правовая база существования дачных (садоводческих) товариществ. Для этого же задумана и трансформация Жилищного кодекса, после которой сообщества владельцев квартир постепенно вымрут, а дома уйдут под контроль жилищно-коммунальных служб. В эту же сторону направлены и основные позиции новой редакции закона “О свободе совести и религиозных организациях”.

То есть гражданская сфера и на институциональном, и на грасрут уровнях зачищается буквально “до глины”, до исчезновения даже потенциально свободных от режима пространств реализации какой-либо активности.

При этом режим пытается как-то обрисовать контуры “правильного” гражданского общества, принимая соответствующие законы и даже создавая специальные фонды, но пользы в них для беларусского общества будет, вероятно, не больше чем от БОКК под руководством Z-активиста Дмитрия Шевцова или рискующего попасть под международный трибунал Фонд Алексея Талая.

Когда переходим к контролю за конкретными организациями, учреждениями, предприятиями и т.п., то все становится несколько сложнее. Да, с одной стороны, на этом уровне власть продолжает частично использовать те же методы, что и для гражданского сектора; с другой –– появляется своя специфика, особенно по отношению к частному сектору, который по определению строится на собственой инициативе.

Относительно “тех же методов”. Главный из них –– это безусловно назначение бывших силовиков на руководящие должности куда угодно. Бывших КГБ-шников или прокуроров ничтоже сумняшеся ставят командирами в госучреждениях любой отрасли, от футбольных клубов и ПВТ до архивов и узкоспециализированных медицинских центров. Добавим к этому должности заместителей директоров по идеологии, которые собственно для людей из КГБ и создавались, чтобы запрещать, надзирать и наказывать.

Нельзя не отметить, что фантазии этих субъектов в деле контроля практически ничем не ограничена. Они могут идти более “легким” путём, например, запрещая работникам предприятия запрещается собираться группами на заводе и рассказывать третьим лицам о том, что происходит на предприятии. Требования можно предъявлять и более жесткие, например, запрет несанкционированной руководством видео-и фотосъемки на предприятии. А можно и просто начать репрессии на новом месте работы, увольняя специалистов за любые проявления несогласия с политикой государства.

Если госпредприятия режим Лукашенко рассматривает как свою абсолютную вотчину, где нужно просто вычистить нелояльных, а остальных жестко контролировать через силовиков в руководстве, то с частными организациями и шире ––  с частным сектором ––

так просто не получается, хотя очень хочется.

Поэтому против частного сектора власти движутся в двух основных направлениях. Для крупного бизнеса оптимизируются подходы, придуманные еще в дореволюционное время (персонализированный контроль, шантаж, частичный отъем прибылей в разной форму, произвольные аресты собственников и т.д.), к которым добавляются разного рода ужесточения в финансово-экономической плоскости.

А для разного рода индивидуальных предпринимателей и прочих представителей свободных профессий разрабатываются варианты, чем-то напоминающие способы борьбы с гражданским обществом –– собрать до кучи, чтобы было проще контролировать. В итоге мы имеем усиление в разных сферах организаций-ассоциаций с жесткими контрольно-управляющими функциями, с одной стороны, а с другой –– распространение практик введения всех в некие реестры, лицензирования, переаттестаций и иных запретительно-ограничивающих форм регулирования профессиональной деятельности. Это касается и рекламщиков, и поставщиков социальных услуг, и «перевозчиков пассажиров», и работников культуры, и экскурсоводов, и даже волонтеров. Самостоятельно делать что-то становится крайне сложно, если вообще возможно. Потому что контролироваться должно все.

А главным контролером всего (если вынести за скобки Александра Лукашенко) сегодня в Беларуси является Генеральная прокуратура. В ее сферу ответственности входит и главный идеологический вопрос – геноцид беларусского народа во время ВОв, и противостояние пропаганде враждебных нам ценностей, и система образования (см. раз, два, три), и право (не)миловать политических эмигрантов (т.н. «комиссия Шведа»), и координация взаимодействия силовых структур с перераспределением функции в свою пользу. И многое иное организует и контролирует это ведомство в стране.

Тяжело предположить, в каком абстрактно-сферическом вакууме такая сверхдоминация силовых органов (потому что, понятно, только прокуратурой дело не ограничивается) над общественной жизнью могла бы принести пользу. Если только семантика «пользы» не регрессирует до двух действий –– надзирать и наказывать.

Пока же мы видим, что благодаря тотальной милитаризации системы государственного управления социальные институты постепенно теряют свои аутентичные функции и превращаются в придатки идеолого-контролирующего механизма беларусского режима. Ярче всего это заметно на примере государственных медиа, где журналисты должны быть «боевыми штыками» пропаганды. И, к большому сожалению, в системе образования, в которой собственно образовательная функция уступает первенство идеологической. В других сферах, что в культуре, что в здравоохранении, дела обстоят не на много лучше.

В итоге можно говорить о том, что контролирующе-силовая машина режима заинтересована не в разрешении внутриполитического кризиса в стране, а только в продолжении репрессий. Можно говорить, что «зажимание всех гаек» только выдавливает людей из страны, провоцируя ежемесячные антирекорды в сфере занятости. Можно говорить о постепенном уничтожении целых секторов экономики, об уничтожении перспектив развития страны и стремлении заморозить общественную динамику…

И это все будет правдой.

Но самый главный вывод, который напрашивается при взгляде на долговременные тренды развития беларусского государства, –– оно целенаправленно строит режим тоталитарного контроля, тоталитарный режим. И пусть никого не смущает кажущееся отсутствие идеологии, ее заменит псевдосоветский реверс и культивация ненависти на базе антибеларусского геноцида. А остальное все есть: и растущая машина всеобщего контроля, и прогрессирующая система слежки, и отлаженных механизм репрессий.

Зазора между режимом Лукашенко и тоталитарным режимом почти не осталось.

Фото: Reuters